Владимир Егорович Нéганов, дочь которого, заведущая библиотекой села Леденгск, опекала нашу экспедиционную группу, пригласил нас к себе попариться в баньку. Так мы познакомились с этим необычным домом.
Первое, что удивило, была встроенная в дом баня — очень уж необычная для традиционной архитектуры конструкция. Не решившись задавать вопросы с порога, мы распоясались уже позже, когда после «легкого пара» гостеприимные хозяева усадили нас потчевать домашними разносолами. «Нет, нет! — возразил Владимир Егорович. — Это не я придумал. Это и деды наши так делали. У нас ведь тут зимы бывают холодные и долгие, и метели да ветра, так что зимой в баню далеко не пойдёшь. Вот и решили баню к дому пристроить». И рассказал нам местные предания о том, откуда пришло в Леденгскую округу первое население. Оказывается первыми сюда пришли вятские мужики, «которые бежали от помещиков», братья Кудрúнские. «Им понравилось место — река протекает рядом (река была в то время приличная), на горе — эту гору они назвали Афон гора. То ли из них которого брата называли Афоня, то ли что такое, но Афон-горой они назвали. Или может они куда-то еще бывали — Афон горы, как я уже вот сейчас знаю, есть во многих областях. И они на Афон горе на лысом месте поселились. Построили свой дом — “пятистенок” — так называют по-вятски. Но прожив в нем несколько лет, случилась гроза в летний период. Грозой у них сожгло дом». После этого первопоселенцы и перебрались в те места, где теперь находится село Леденгск. «На Афон горе было чистое место, а под Афон горой подгорок есть такой — его называли Афонёнок. И там в низменном месте чащоба, лес был, и склон горы Афон был лесом сплошным покрыт. В этой лощине между Афон горой и Афонёнком никогда не таял лед — лéдник. И вот подразумевают так совремённые старики, что от этого лéдника и пошло название Леденгск».
Затем «вдруг откуда ни возьмись по этой реке Пызмас заплыли сюда неизвестные мужики с ружьями, бородачи. Это оказались архангельские мужики, охотники. Они охотились, добывая пушнину, мясо и по пути продавая ее, закупая где-то что-то другоё уже, продукты земледелия. Как говорится, проводили — на совремённом уже языке — бартер. Вот. И понравились им вятские девушки. Они решили — некоторые из них молодые — решили пожениться здесь. И осели. Осели здесь, и получился здесь народ уже, как говориться, метис: вятские с архангельскими. А характером были вятские мужики и вятские вообще люди, земледельцы, характером мягкие, добрые душою, гостеприимные. Архангельские — они по складу своему как-то замкнутые, грубые. То ли ихний образ жизни так сказывался — охотники всё, в охотах всё, в отходах куда-то, вдали, стрелки — дичи не жалко, бьют ее. А вятские мужики — они матушку-землю любили и душа у них такая была. Да и смекалистые они люди были. Хотите, покажу вам барометр, которым наши деды пользовались?» — неожиданно спросил нас Владимир Егорович. И вот тут нас поджидал настоящий сюрприз: в сенях у окошка на стеночке мы увидели незамысловатое приспособление, которое смело можно назвать шедевром народного гения. Вот что рассказал о нем Владимир Егорович.
«Я не один такой барометр делал. У нас в деревне, в Блиновцах были такие же и у соседей. А в Леденгске, да — у одного у меня, больше ни у кого нет… Как мой дед рассказывал, где-то еще в 1800-х годах наши старики применяли такой вот барометр: вересóвый сучок. Он пропагандировался широко, далеко, но наши вятские мужики его применили давно… Дед мой жил в д. Блинóвцы Костромской области Павинского района. Но он туда тоже приезжий с Вятки (нынешняя Кировская область). Он оттуда приехал. Умер он трагически, в семьдесят девять лет упал с крыши. Уже старик был, а работал, крышу чинил. Упал и умер… Да, так вот у вятских мужиков был такой обычай: вересóвым сучком определять погоду или определять, где в земле найти воду, чтобы копать колодец. У них это приспособление было такое… Они же были землепашцы, держали скот. А барометров раньше не было: как, чтобы выкосить, заготовить корма, угадать под вёдро? Ведь держали по пять, по восемь, по десять коров держали — заготовить сколько сена надо! Вот они и косили по полтора месяца. И вот, чтобы угадать под хорошую, ясную погоду, определяли погоду вересóвым сучком. Так. И колодцы копали, потому что жительство здесь обосновывали они тогда, в восьмисотых годах [=в восемнадцатом веке]. Вот и применяли этот вересовый сучок. Так же и мы применяем этот вересовый сучок: пошел заготовлять корма для коров своих — смотрю погоду: какая она будет, что он показывает? Глянул вересовый сучок и говорю жене: «Сегодня переменно, косить опасно». Или смотрю, ага: вот сегодня ясно, можно заготовлять, убирать, метать…
Транспортир, конечно, раньше не использовался. Раньше делали черточки на картоне и надписывали: «ясно», «пасмурно», «дожди», как на обычном барометре. Ну, а это уж — транспортир — совремённость. Применили совремённо, чтобы это все не чертить. И сейчас я определяю, когда будет ясно, по делению транспортира. «Ясно» у меня с девяноста до ста пяти на транспортире показывает. Со ста пяти до ста десяти — «переменно». А со ста десяти до ста двадцати пяти — это уже всё, пойдут дожди! К этому я привык и в сенокос, когда нужно заготовить сено для коров, для телят, я смотрю барометр: он мне уже покажет безошибочно…
Срезать сучок для барометра лучше «в сок» — весной, в мае месяце. Он тогда точнее считается… Обычный крупный вересóвый куст находишь в лесу, чтобы ветви его были вот такие, более-менее мощные, не то что жидкие. Ищешь такой сук, чтобы он был сплошной, без сучков посторонних. Чтобы трещин на нем не было нигде: ни на центральном, кóлотом стержне, ни на сучке этом, который будет показывать погоду, трещин чтобы не было. И сучков отходящих чтобы не было на нем. Да. Вот этот, от основного стебля сучок отходящий, который нужен тебе, значит, он чтоб был сплошной. По толщине от полýсантúметра, и можно и более. Ну, нельзя же такой, как, допустим, — три-четыре сантиметра сук. Ему какую надо погоду определить! Он будет малочувствительным. А вот вересовый сучок диаметром не более, как три, четыре, пять — до десяти миллиметров. Вот такой вот… А длиной делаешь не менее как двадцать пять-тридцать сантúметров его. Не менее. Шкýришь — кóру убираешь. Главный ствол раскалываешь (наполовину он отщепляется), чтобы он был пластúнообразный, кóлотый. И к стенке прикрепляешь… Мочить не надо его ни в коем случае! Сушат его в тени — окорённую, это всё, заготовочку — не менее две-три недели в тени надо сушить его. На улице сушат, где-нибудь на чердаке, в кладовке, в тени, на ветерке сушат его — как зáготовку трав на лекарство. Точно так же и барометр. Ни на солнце, ни на печи сушить нельзя: он истрескается, и вот в эти трещины попадая, влажный воздух исказит показ. Его назначение уже будет испорчено… А так он может служить столетия. Да. Ему ничего не делается…».
Показывая барометр, Владимир Егорович добавил некоторые детали к своему рассказу; так, о загнутой веточке барометра он сказал, что она сначала была прямее: «Он когда высыхать стал, тогда уже начал гнуться…» Величина изгиба веточки не учитывалась («это уж как природа сама — как создаст природа свой изгиб»).
«И прежде чем повешать его, выжидаешь хорошую погоду, как говориться, «каменное вёдро». Это «каменное вёдро», когда две, три, четыре недели солнце светит, жара. Вот такую погоду выжидаешь, и в зависимости от того, какую форму этот сучок заготовленный и ошкуренный прúнял, подгоняешь транспортир под это место. Прибиваешь на стенку, подгоняешь транспортир под заострёный конец этого вересóвого сучка и смотришь: хорошо, вот каменное вёдро — показывает на этом месте. Будешь себе знать. Затем погода начинает меняться, он начинает загибаться книзу, и по транспортиру, по делениям он уже пополз. Смотришь, начинаются дожди: на каком месте? Отмечаешь или запоминаешь, на каком месте дожди начались, и в будущем уже будешь знать. Хорошо: как только вересóвый сучок по транспортиру, по делениям пополз вниз — всё! Сто десять дошел делений — жди, это, товарищи дорогие, уже что-то будет, ага. Что-то будет. А как сто пятнадцать — это уже дожди…
А еще старики раньше определяли — искали колодец где копать. По земле водили этим вересóвым сучком, прикрепляя его к фанерке и на ручку цепляя это все. Водили по земле медленно, очень медленно и определяли: вересовый сучок, изгибаясь показывает, где вода близко. Если он загнулся — вода близко. Копай — не более пяти метров до воды. А если он распрямляецца, значит будешь копать уже глубоко, а это не выгодно.
А делали это так. Заготовочка прибита к досóчке. Дóсочку, нашел культурненькую, сделал ее, опилил, заготовочку для ручки сделал, околол и обстрогал — внизу уширение, ручка такая, как лопатка сделана. Вересовый сучок этот закрепил на широкой площадке, на «лопате» на этой сверху закрепил — снизу же я не увижу! Поэтому сверху, с верхней стороны и закрепил. Кладешь сверху его, прибиваешь на гвоздик или там пару гвоздков. Да, прибиваешь в любом положении. И кладешь. В каком он есть положении уже — у конца этой веточки вересовой делаешь черточку. Ходишь, носишь его. Медленно! — это я рукой сейчас быстро показываю, а так обычно ме-едленно-медленно. Постоял в одном месте, посмотрел: ага! Он у тебя на глазах за две-три минуты начинает, начинает двигаться: или вверх пошел от этой черты, или вниз пошел, загибаясь. Ага, вниз пошел, загибаясь, — вода тут близко! Вверх пошел — это значит сухо тут. Он отклоняется. Вот так ищешь. Но предварительно перед этим еще делается проверка вересóвого сучка: предварительно еще ходишь в ясную погоду наблюдаешь, где земля треснула крест-накрест (земля трескает от засýхи). Крест-накрест треснула земля, смотришь: тут вода близко должна быть! Природа так создала. А потом уточняешь это в другом месте…»
[Нéганов Владимир Егорович, 1937 г.р., родом из г. Архангельска, с 1940 г. жил в д. Блиновцы в 4-х км от с. Леденгск, в селе Леденгск проживает с 1962 г.]